МИШКИНД Анна-Хая Давидовна

Материал из История медицины и здравоохранения Республики Алтай.

Перейти к: навигация, поиск
Мишкинд Анна-Хая Давидовна
Мишкинд Анна-Хая Давидовна

(1880–1944) Еврейка. Родилась в Западной Белоруссии (тогда Польша – часть России) в семье раввина. Окончила Варшавскую зубоврачебную медшколу (1904). Жила и работала в Финляндии (тогда часть России), Петрограде, Нижнем Новгороде (1909-1913). Первый зубной врач Ойротии. Приехала в Улалу в 1913 году с 3-х летним сыном (будущий известный хирург Мишкинд Давид Григорьевич). Работала зубным врачом в Улале (с 1913), Ойрот-Туринской областной больницы (20-30-е), Ойрот-Туринской горполиклиники (до 1944). Была мудра и образована. Без акцента говорила на 5 языках (русский, идиш, польский, немецкий и французский). Похоронена в Горно-Алтайске (гора Суремейка, 1944).

Сын: МИШКИНД Давид Григорьевич - известный хирург Горного Алтая.

Внук: МИШКИНД Александр Давидович - врач-психиатр, к.м.н.


Архивный документ (1941)

Список врачей Ойротии (Архив, 1939)
Список врачей Ойротии (Архив, 1939)


«ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ» АННА-ХАЯ (Воспоминания внука Мишкинда Алексадра Давидовича)

Моя бабушка и мама моего отца - Анна-Хая Давидовна Мишкинд родилась в 1880 году в Белоруссии (тогдашней Польше, предположительно в местечке Ляховичи) в семье раввина. По-видимому, она была весьма независима и свободолюбива, и все эти еврейские религиозные заморочки с молитвами и многочисленными ритуалами, с абсолютным подчинением мужчине (отцу, мужу) ей не нравились. Каким-то образом она сумела поступить и окончить Варшавскую зубоврачебную школу и стать зубным врачом. Но потом, как в «Испанской балладе» Фейхтвангера, случилась неравная любовь с поляком, католиком Григорием Касмальским. Брак был невозможен: она иудейка, он – католик. Бабка не захотела менять религию, хотя была абсолютно нерелигиозной, скорее атеисткой. Он, естественно, не хотел принимать иудаизм. Да, думаю, это и неважно было для них. Тогда раввин Давид Мишкинд проклял свою дочь, и вся еврейская община осудила её. Хая с паном Григорием плюнули на всю эту возню и уехали в Финляндию (в те времена она, как и Польша, была частью России). У Григория там жил не то брат, не то дядя, который и устроил его объездчиком лесных территорий, что-то вроде лесничего. К тому времени Хая 11 августа 1910 года в финском местечке Мустомяки родила мальчика, которого назвала Давидом. Это и был мой папа. А примерно через год Григорий попал под дождь, был в одной рубашке, простудился и умер, скорее всего, от пневмонии. Анна (так Хаю звали по-русски) осталась одна. Отец как бы простил её, семья звала её назад, но бабушка отказалась воссоединяться с семьёй и решила уехать подальше от них. Видимо, сильна была обида. Так она оказалась в Санкт-Петербурге, где какое-то время жила нелегально и работала на кого-то, тоже нелегально, не имея никаких регистрационных документов, кроме паспорта, в котором она была обозначена как «девица Анна-Хая Мишкинд с ребёнком», что её безмерно оскорбляло. Потом, чтобы не попасть в тюрьму, уехала и так же нелегально работала в Нижнем Новгороде (жила при этом в Сормово), потом под угрозой той же тюрьмы уехала куда подальше. Этим «подальше» оказался Горный Алтай, куда она и приехала в 1913 году. В середине 30-х годов работала зубным врачом в Ойрот-Туринской областной больнице, потом – в городской поликлинике. Жили в ужасающей нищете. Мама рассказывала, что её поразила бедность будущего мужа (они поженились в августе 1939 года, она была на 11 лет моложе): Доня (так его звали друзья), тогда уже известный хирург, спал на узкой железной койке, свекровь - на сундуке, в доме - никакой обстановки. Жили в какой-то развалюхе. Папа, смеясь, рассказывал: «Маминой зарплаты хватало на то, чтобы купить мешок семечек». Характер у Анны Давидовны был «железный», суровый, жестковатый, неласковый, но сына своего она любила и выучила, что при её достатках было очень трудно. Специалистом она была очень хорошим, но с пациентами была сурова, без сюсюканья.

Близких друзей Анна Давидовна не заводила, даже среди интеллигенции, которой в 30-е годы очень много приехало на Алтай из Ленинграда, Москвы, Польши. Это были сосланные литераторы, музыканты, учёные – рафинированные российские интеллигенты, попавшие в страшную сталинскую мясорубку и уцелевшие хотя бы физически. И ещё: еврейка, дочь раввина Хая Мишкинд не любила евреев, считая их суетливыми, многоречивыми, неискренними, навязчивыми, изворотливыми, то есть не любила она именно местечковых евреев с этим их неискоренимым шлейфом местечковости, который мы хорошо знаем по Шолом-Алейхему и Бабелю. Видимо, навечно осталась в ней обида на своё семейство, разрушившее её жизнь. Поэтому и сыну ничего о семье практически не рассказывала. Известно, что у неё была красивая сестра Эстер, уехавшая в Париж ещё до революции и имевшая сына Давида, примерно папиного ровесника. Мама вспоминает случай, который её очень неприятно поразил, покоробил. В самом конце тридцатых к их дому подошёл пожилой прилично одетый еврей и попросил милостыню. И Анна Давидовна отказала. Отказала демонстративно, сказав: «Еврей не должен побираться!». Анна Давидовна была очень хорошо образована, знала несколько языков (русский, идиш, немецкий, польский, французский), причём, говорят, что на каждом она говорила без акцента. Но сына идишу не учила, считая, что местечковый идиш оставляет неизгладимый след в каждом языке. Думаю, она в большой степени была права. Именно этот акцент педалируется в анекдотах, или, например, у Бабеля: «опишу вам только за то, что мои глаза собственноручно видели», или «пусть вас не волнует этих глупостей». И он (акцент) действительно неискореним. Немецкому она папу учила, и он немного говорил по-немецки. Нелюбовь к местечковым евреям передалась и папе. Вместе с тем, среди наших знакомых было много евреев. Но не местечковых. Музыкантов, инженеров, врачей. И на еврейские концерты папа с удовольствием ходил и слушал еврейские песни, не понимая ни слова. И любил Шолом-Алейхема. Эх, всё в нас перемешано самым причудливым образом. Умерла Анна Давидовна в августе 1944 года в Ойрот-Туре от, предположительно, почечного заболевания (возможно, рака). Похоронена на городском кладбище где-то недалеко от церкви, но точного места мы не нашли, хотя пытались это сделать в 1960 году.

Просмотры
Личные инструменты